В наступившем году, который в России объявлен Годом театра, «ЮП» продолжает рубрику «Актеры». На этот раз ее героем стал актер челябинской оперы Павел Чикановский.
«Выступил смело, убедительно, с тесситурой справился изрядно. Голос его яркий, звонкий, красивый с абсолютно свободным верхом…» — так писали о нем московские критики. Альфред и Моцарт, Ленский и Фауст — за свою короткую карьеру лауреат международного конкурса Павел Чикановский в Челябинском театре оперы и балета перепел все теноровые партии.
Вспоминая Queen
Голос у Павлика прорезался, когда ему не было и трех лет. Мама рассказывала, что уже тогда он с удовольствием распевал на весь коркинский автобус, умиляя пассажиров.
Наверное, это и неудивительно, ведь семья-то вся была музыкальная: папа и мама играли в одном ансамбле, пели песни популярных групп, в том числе «Ариэль». Оба играли на фортепиано, нередко устраивая семейные певческие вечера.
На сцену Павел впервые вышел на школьном концерте в пятом классе. Ладошкой отбивал по бедру в такт лицеевской «Осени»: «Свет твоего окна, был он или нет…».
«Да это же талант!» — оценили профессионалы из местного Дворца культуры и пригласили мальчика в детскую студию.
Потом он долгое время был солистом суперпопулярной в Коркино молодежной рок-группы «Версия-Х», участвовавшей во многих фестивалях, в том числе в Екатеринбурге, где она выступала на одной сцене с мэтрами российского рока — группами «Мастер», «Ария», «ЧайФ».
Было бы странно в 13 лет слушать Моцарта. Поэтому вполне нормально, что в юности Павел запоем слушал Queen и Bon Jovi, Children of Bodom и Стива Вая. Эти старые увлечения манят до сих пор.
Затем был музыкальный колледж имени Чайковского. Открытия шедевров классики начинались постепенно. Купил пластинку с оперой «Борис Годунов» Мусоргского. Вначале недоумевал: что это? Но к окончанию колледжа отношение стало диаметрально противоположным: опера стала одной из его любимых. А самого Мусоргского с тех пор считает гением.
Первая его любовь — опера «Евгений Онегин». Музыка Чайковского захватила сразу, как волной.
— Я благодарен своему педагогу Юрию Никитину, — рассказывает Павел. — «Паша, вокалу невозможно научить», говорил он мне, «этому можно научиться. Я лишь могу тебе помочь. Все должно идти от тебя!»
Что ж, желание-то у него было! Но мешало другое: надо было сдерживать энтузиазм, поскольку пел юноша каждый день и по много часов и к вечеру становился совершенно изможденным. А педагог между тем говорил: «Павел, невозможно развивать голос, если ты будешь постоянно выкладываться в ноль!»
Не утонуть в образе
— Что важнее для оперного артиста — драматургия или вокальная партия?
— В идеале — гармония, — говорит Павел. — Да, всегда есть соблазн полностью отдаться эмоциям. Но тогда есть и риск не допеть арию до конца. Это было свойственно даже великим. Когда Доминго в первый раз пел в «Травиате», он так эмоционально распалил себя, что остался без голоса и, уже обессиленный, не мог допеть финал оперы. Это был урок на всю жизнь: нельзя очертя голову полностью погружаться в образ.
— Где чувствуете себя более комфортно: в оперетте, в детских спектаклях или в классической опере?
— Вообще это большое счастье, что мы можем попробовать и комическую, и серьезную оперу в одном театре. Во всем мире это разделено по разным театрам. Сам я начинал карьеру здесь с участия в сказках, потом в опереттах и постепенно — в операх. Мюзиклы и детские сказки дают отличную актерскую школу: детей так просто не обманешь! Оперетта развивает тебя в комплексе: тут и вокал, и хореография, и актерское мастерство.
Когда я в первый раз работал в оперетте, мне пришлось очень трудно: все время пел мимо оркестра, у меня просто не оставалось времени посмотреть на дирижера. Конечно, меня все ругали из-за этого. Со временем и эту многостаночность пришлось освоить.
На сцену со сломанным ребром
— Теноров в театре мало, — признается Павел. — Дирижер понимает это и на репетициях грозит кулаком: не пой, дескать, в полный голос, береги его! Поэтому в большинстве ролей у меня нет дублеров. И заболеть я просто не имею права.
К сожалению, были случаи, когда выходил больным на сцену. Причем пел в таком состоянии, когда и говорить-то толком не мог. Так было в «Травиате», где исполнял партию Альфреда. Вначале казалось, что смогу довести партию до конца. Но уже в середине стало очевидным, что голос пропал совершенно, и спектакль я просто дошептал. В другой раз пел с острым бронхитом партию Марио Каварадосси в «Тоске». Понимал, что это чистейшая авантюра, но деваться было некуда: сменщика нет, билеты все проданы. И пением это было трудно назвать.
Однажды после увольнения одного солиста мне пришлось исполнять Фауста подряд в двух спектаклях. Это само по себе тяжело. Ситуация осложнилась еще и тем, что сцена поединка в нашем спектакле решена не на шпагах, а на ножах. В одной из ключевых сцен Мефистофель, который должен был развернуть Фауста, замешкался. Фауст не увидел Валентина, бежавшего на него с ножом. Сцена завершилась тем, что рукояткой своего же ножа Фауст об этого Валентина сам себе ломает ребро.
— Не знаю, как допел спектакль: боль была адская, — вспоминает Павел. — Не то что петь — вздохнуть было невозможно. Во втором спектакле я попросил Валентина вообще ко мне не приближаться.
Его Фауст идеален
Павел Чикановский — очень солнечный актер. В его послужном списке около 40 ролей — 40 маленьких солнц! Сегодня его нагрузка составляет пять-шесть спектаклей в месяц. Кажется, что это немного. Но к каждому спектаклю ежедневно прилагается по несколько репетиций: оркестровая, сценическая, спевка всем составом. И каждый раз — эмоциональная усталость.
Критики говорят, что его Фауст идеален, но сам он так не считает: к этому образу идет через сопротивление.
— Я понимаю всю разницу между мной и этим героем, а потому приходится прорабатывать то, чего у меня нет, — признается Павел. — И это, поверьте, большой труд.
А Моцарт? Он тоже не так близок мне! Его внутренняя скорость настолько сумасшедшая, что мне приходится себя разгонять. А вот Сальери мне по скорости более близок. Но если Сальери — это сама двойственность, то и Моцарт тоже не так прост. С одной стороны, светлый человек, умеющий радоваться жизни, с другой — томится недобрыми предчувствиями.
Одна из любимых, конечно же, партия Водемона из «Иоланты» Чайковского. Образ светлый и благородный! Для меня его поступки абсолютно логичны. И мне кажется, я бы поступил так же. А вот одна из самых сложных была роль Собинина в опере Глинки «Жизнь за царя».
Как актера меня привлекает роль Самозванца в опере «Борис Годунов». Разве не интересно проникнуть в образ человека, который уже и сам-то почти поверил в то, что он царевич? Или роль Юродивого: это вообще уже космическая философия… Мечтаю спеть Вакулу в опере Чайковского «Черевички». Мне нравится удаль этого героя, мелодичность арии. Но я понимаю, что по фактуре я не Вакула. Что ж, придется брать душевностью и лирикой. (Смеется.)
В эти дни он репетирует роль герцога в «Риголетто». После этого сразу же окунется в «Богему», для которой Большой театр подарил свои декорации и костюмы.
В предчувствии итальянцев
Однажды на праздновании Дня России на Кировке он исполнял знаменитый хит из 60-х «Королева красоты». При этом лихо приплясывал. Казалось бы, манеру пения Магомаева копировать бессмысленно. Но оперный певец так своеобразно перевел песню на современный язык, что она зазвучала своеобразно и свежо.
— Не считаете зазорным выступать на улице?
— Знаете, многие люди вообще не ходят в театр и даже не знают, где он находится. И хотя бы таким образом их можно приобщить к высокому искусству.
А вообще же, очень рад, что в последние семь-восемь лет к нам стало приходить больше зрителей. Когда я пришел в театр, нередко были спектакли, когда на сцене людей было больше, чем в зале, где едва набиралось два десятка человек. Для меня это было потрясением.
А ведь наш театр — это чудо! Это подарок для города. Я не припомню акустики лучшей, чем у нас. Нам завидуют даже столичные артисты!
К сожалению, и в нашей труппе есть текучка. И те, на кого я когда-то равнялся, уже покинули театр. Последние из них — это мастера сцены мирового уровня, звезды оперы Анастасия Лепешинская, Сергей Гордеев.
Очень радует, что совсем скоро наш знаменитый земляк, а ныне солист «Новой оперы» Борис Стаценко исполнит на челябинской сцене заглавную партию «Риголетто».
И очень надеюсь, что он возродит на нашей сцене итальянский фестиваль. Помню, как после приезда в наш город итальянцев мы, будучи еще студентами, занимались просто как ошалевшие! И как бы мне хотелось, чтобы и нынешние молодые получили такой же заряд. Чтобы услышали образцы, на которые стоит равняться. И чтобы когда-нибудь остались в театре…
Источник: https://up74.ru/articles/kultura/107487/
Автор: Марат Гайнуллин
Фото: Вячеслав Шишкоедов